Изгнанники Эвитана [Дилогия] - Ольга Ружникова

И с каждой минутой проклятый отряд — всё дальше от постоялого двора! Если только не «забыли» здесь шпиона…

Да нет, зачем? Не могут же они в каждой таверне соглядатаев оставлять. Этих солдат или не солдат — всего-то пятьдесят шесть. Этак без людей останутся!

Остатки слез высохли сами. Повеселев, Леон начал насвистывать фривольную песенку — о даме с глазами «цвета юного вина». С улыбкой представляя, какие же они тогда. Светло-желтые? Или красные — как у вампира из южных легенд?

Еще у прелестницы имелось множество других достоинств. Воспеваемых в следующих куплетах.

Но вспоминать их юноша не стал. Вместо этого толкнул в упругий бочок ту, что спит рядом. С обычными для северянок голубыми глазами.

— Эй, камин растопи!

Она спросонья удивленно и даже, кажется, обиженно захлопала светлыми ресницами. Тоже северными, даже чуть рыжеватыми.

У сестер — в мать-южанку — брови и ресницы темные. Кроме Иден — та совсем блеклая.

— Не слышишь? Камин растопи!

Точно обиделась. Ну и пусть! Брать ее в постель еще раз Леон не собирается. А прислугу надо вовремя ставить на место.

Кстати, отдельно платить горняшке за ночь тоже незачем. Вроде бы, он даже и не обещал.

Пусть гордится, что удостоилась внимания лорда. Будет что рассказать внукам.

Весь следующий день юноша действительно провел в седле. Продрог до костей. И понял, что такие приключения — для выживших из ума самоубийц.

Теперь придется нанимать карету. Взамен оставленной на постоялом дворе.

В этот вечер Леон выбрал таверну поскромнее. Под названием (по непонятной причуде хозяина) «Трезвый монах». На вывеске грубо, но вполне узнаваемо намалевана пузатая фигура в рясе. С весьма злым выражением лица.

Но, вопреки опасениям, вино здесь подают. Хоть и не самого лучшего качества.

Нет, больше лорд Таррент в таких местах останавливаться не станет!..

На сей раз шум во дворе раздался прежде, чем Леон уснул.

Затрясло его как мышь под метлой. Они вернулись! За ним!

Прокрался к окну юноша в одной ночной рубашке. И осторожно прислушался, не решаясь отодвинуть ставень.

Голоса никуда не исчезли. А вот разобрать что-то в царящем во дворе гомоне — невозможно!

Отперев дверь, Леон торопливо окликнул двоих солдат эскорта, охраняющих снаружи.

Они молчали целый миг — дрыхнут на посту, лентяи! А юноша уже успел подумать, что их нет в живых. И покрылся ледяным потом. С кончиков озябших ног до вмиг взмокших волос!

— Узнай, кто приехал! Осторожно! — велел Леон солдату.

Проводив посланца нетерпеливым взглядом, лорд недовольно покосился на его зевающего напарника. И только тут сообразил: они же оба — в родовых цветах Таррентов…

Солдат вернулся минут через шесть-семь — по его словам. И через шесть-семь часов — по ощущениям Леона.

Он уже успел не одну сотню раз проститься с жизнью. Сходить за пистолетом. Вновь положить его на место — может, еще помилуют?! И взмолиться о пощаде лично Творцу всего Сущего. И всем святым, кого сумел в таком состоянии вспомнить!

От шагов на лестнице едва не оборвалось сердце. А от стука в дверь — помутилось в глазах!

Стучал посланный на разведку солдат. Леон опять забыл его имя…

Юный лорд встретил вояку заряженным пистолетом. Если что… Если за предателем стоят те — лорд Таррент возьмет на прицел командира! И им придется Леона выпустить!

Жаль, стреляет он лишь с правой руки. А то взял бы оружие в обе. Хоть с левой — тяжеловато, легко промахнуться…

— Мой лорд, там солдаты маршала Всеслава Словеонского и Старградского. Они направляются в Лиар.

— Сказали, зачем?! — дрожь в голосе юноша скрыть не сумел.

— Я спрашивал у трактирщика, а ему они не говорили. Мой лорд, я подумал — неразумно показываться им. Мало ли что…

У Леона отлегло от сердца. Он даже имя солдата вспомнил. Фрэнк! Фамилия, конечно, забылась напрочь…

— Ты все сделал правильно, Фрэнк! — лорд вручил парню серебряный ритен.

Разумеется, в эту ночь Леон не уснул вовсе. И никаких служанок звать не стал.

Просто просидел до утра одетым. При зажженных свечах. Положив перед собой на стол заряженное оружие. И вздрагивая от каждого случайного шума…

Всеславовцы уехали на рассвете. Юноша ложиться не стал. Только не в этой таверне!

Он наскоро перекусил — не чувствуя вкуса. И напрочь забыл про карету. Верхом, только верхом! Торопя эскорт.

Лютена стала путеводной звездой. Там ждет Полина! Только там удастся спастись!

Погода сошла с ума, причем бесповоротно. Герцогиня Илладэн честно попыталась припомнить, когда в последний раз сыпалось на голову столько снега… Если не считать последней недели — никогда.

Элгэ досадливо встряхнула темноволосой головой. В ответ на очередное робкое предложение сестры разделить с ней карету.

Возки, кареты, экипажи — для изнеженных садовых цветов. И их служанок. Всех, кто боится простудиться. Или хоть чуть-чуть промокнуть. Под легким дождичком. Или снежком, или ветерком…

Конечно, Элгэ — южанка. И мерзнет тоже — несмотря на скачку и меховой плащ. Но раз дала слово, что выдержит путь верхом наравне с мужчинами, — значит, деваться некуда.

К тому же, другим — не легче. Всех ведь каретами не обеспечишь!

Впрочем, Витольда, конечно, могли бы. Его кортеж как-никак. А он — хоть и северянин, но на юге с шестнадцати лет.

Но разве ж ему гордость позволит в теплую шкатулку на колесах залезть? Когда остальные — верхом? Особенно сестра жены…

Элгэ усмехнулась Виту. Как боялась в детстве, что Алексу возьмет в жены хмурый дядька с громким титулом. Жирный такой, с гнилыми зубами. Уже уморивший трех-четырех жен! Даже Кармэн от этих страхов не до конца излечила.

А вот что вышло. Эдак, пожалуй, и Элгэ в любовь поверит. Взаимную.

Впрочем, ей это сложнее… Герцогиня Илладэн терпеливо стряхнула со шляпы мокрый липкий снег. Нужно привыкать. То ли еще будет!

У Эсты и Кора тоже всё начиналось замечательно. Как говорили в «цветнике» — «прелестно». А вот потом…

Двор Кармэн отнюдь не блистал скромностью и целомудрием. И Элгэ еще в детстве успела насмотреться на столько любовей и расставаний, что только держись. Наивная Алекса не обращала внимания ни на чужие свидания, ни на скандалы и разлуки. Но Элгэ с малолетства была наблюдательной. Не зря отец ласково называл ее «моя маленькая мидантийка».

Присматриваться к людям она начала очень рано. И вовсе не для таких откровений. Но волей-неволей замечала и их.

И давно сделала вывод: любви не существует. Можно обмануть себя — придумать несуществующие чувства. Или обмануть другого — внушить иллюзию своей любви.